Меня не волнует твой здравый смысл.Я с Окинавы.
Однажды меня отдали бабушке. Вру конечно, меня всё время отдавали бабушке. То одной, то второй, то пятой, то десятой. Меня вообще по жизни очень часто окружали бабушки. Надо сказать, мои безалаберные родители могли меня доверить кому угодно, а кты-угодны очень любили передоверить меня ещё кому-нибудь. Но в этот конкретный раз это была очень ответственная и, кроме того, моя собственная, бабушка. Достоинств и недостатков в ней было примерно поровну. Но парадигмой всей ея жизни была педагогика. И стажу этой парадигме было с лихвой. Собственно, сразу по окончании универа, оттрубив положенный практикантский срок на рыбообработке, она тут же направилась в другой универ, а может и в тот же самый, эту рыбообработку, в купе с тонной тонкостей, преподавать. Побывала на куче переподготовок и повышений квалификации, освоила смежные предметы, типа холодильных установок, БЖД (не куклы, а безопасность жизнедеятельности), охрану окружающей среды, и даже судостроение, написала кучу методичек, стала доцентом и почти дослужилась до завкафедрой. Плюс мать-одиночка, в мохнатом 64 родила и принялась воспитывала ребенка одна, и была в принципе счастлива. В общем настоящая, советская огонь-женщина. Один косяк - хотелось девочку, а сквозняком надуло сына, собственно моего героического папку. Короче, счастлива она была не сказанно, когда ей вручили пятилетнюю ляльку, да ещё такую очаровашку какой я была в этом чудесном возрасте. И взялась она меня воспитывать. А так как мы постоянно рассекали по городу, ибо ещё более пожилых, чем она сама, и требующих неусыпного внимания родственников раскиданным по всем углам нашего города у бабули было, одним словом, достаточное количество, то в числе первых суровых жизненных уроков были постулаты, всегда помогать бабушке подняться по автобусной лесенке - а, и б - не садится пока не сядут пожилые.
Итак, лето 1992 года, июль, зной, тополиный пух липнет на влажные, обильно смоченные потом лбы и прочие сочные подробности. Три часа по полудни, Чуркин, толпа человек в сто ждет маршрутный автобус. И вот, транспорт показался на горизонте, разморенные участники мазохистичного флэшмоба оживились. Раздались первые, ещё робкие голоса, предвестники того гомона, что наступит через минуту, когда автобус затормозит не перед самой горластой теткой, а за два шага до неё. Бабуля моя стоит как вкопанная, она выше всех этих предупредительных маневров, в добавок у неё есть секретное оружие - я. Я горда своей ролью, я про себя постоянно твержу полученные ценные указания и необходимый порядок действий. "Прошмыгнуть одной из первых в салон, занять два места, в третьей части автобуса, то есть между второй и третьей дверью, на НЕ солнечной стороне, помнить, что автобус скоро развернется и солнце окажется с противоположной стороны." Я пробираюсь в первый ряд толпы. автобус тормозит, чудо, я на против дверей. Двери, что двери, врата открываются, я взлетаю, первая ступенька, вторая, третья, рука хватается за поручень, что б шибчее было входить в поворот, и тут срабатывает стопор. Надо же помочь бабушке подняться. А сзади напирают обезумевшие, жаждущие ехать, и ехать комфортно люди, орёт самая крикливая тётка, вяло матерятся мужики, надрывается измученный духотой, влажностью и лаской толпы, грудничок. Оборачиваюсь, нахожу взглядом любезную мою бабулю, встречаюсь с ней взглядом. Она машет рукой, мол, не тупи. Разворачиваюсь, нахожу заказанные места, каким то образом, опять таки чудесным. они ещё не заняты. И тут стопор номер два. Но ведь пожилые ещё не сели, даже моя пожилая бабуля ещё не седит, как же я могу тогда. Стою рядом с вожделенными местами, на всякий случай, что б в суматохе не оттеснили, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Пытаюсь опять отыскать бабушкин взгляд, но нет, вокруг только чужие животы, скрывшие от меня моего командира в самый ответственный и решающий момент. А животы проносятся мимо меня, а пара так и вовсе плюхается на те самые места. Когда бабушка добралась до меня сквозь толпу все места были плотненько укомплектованы и ехать нам предлагалось стоя в разнообразных, но все как одна отличающихся особой куртуазностью, позах, в обнимку с перегарными дядьками, напомню, с Чуркина, до Постышева. Всю дорогу бабушка меня буравила ненавидящим взглядом, и с тех пор я думаю, что детей она в сущности не любила. А по приезде домой я выслушала длинную тираду, суть которой сводилась к тому что я, бестолочь остолопная и ослица Вавилонская, ничего правильно сделать не могу, даже такой простой вещи как, прошмыгнуть одной из первых в салон, занять два места, в третьей части автобуса, то есть между второй и третьей дверью, на НЕ солнечной стороне, помнить, что автобус скоро развернется и солнце окажется с противоположной стороны.
А я поняла три вещи, что у взрослых правила работают, пока они не мешают конкретно тебе, что этика бывает только ситуационной, и, что правила я не люблю, а взрослой быть не хочу.
Итак, лето 1992 года, июль, зной, тополиный пух липнет на влажные, обильно смоченные потом лбы и прочие сочные подробности. Три часа по полудни, Чуркин, толпа человек в сто ждет маршрутный автобус. И вот, транспорт показался на горизонте, разморенные участники мазохистичного флэшмоба оживились. Раздались первые, ещё робкие голоса, предвестники того гомона, что наступит через минуту, когда автобус затормозит не перед самой горластой теткой, а за два шага до неё. Бабуля моя стоит как вкопанная, она выше всех этих предупредительных маневров, в добавок у неё есть секретное оружие - я. Я горда своей ролью, я про себя постоянно твержу полученные ценные указания и необходимый порядок действий. "Прошмыгнуть одной из первых в салон, занять два места, в третьей части автобуса, то есть между второй и третьей дверью, на НЕ солнечной стороне, помнить, что автобус скоро развернется и солнце окажется с противоположной стороны." Я пробираюсь в первый ряд толпы. автобус тормозит, чудо, я на против дверей. Двери, что двери, врата открываются, я взлетаю, первая ступенька, вторая, третья, рука хватается за поручень, что б шибчее было входить в поворот, и тут срабатывает стопор. Надо же помочь бабушке подняться. А сзади напирают обезумевшие, жаждущие ехать, и ехать комфортно люди, орёт самая крикливая тётка, вяло матерятся мужики, надрывается измученный духотой, влажностью и лаской толпы, грудничок. Оборачиваюсь, нахожу взглядом любезную мою бабулю, встречаюсь с ней взглядом. Она машет рукой, мол, не тупи. Разворачиваюсь, нахожу заказанные места, каким то образом, опять таки чудесным. они ещё не заняты. И тут стопор номер два. Но ведь пожилые ещё не сели, даже моя пожилая бабуля ещё не седит, как же я могу тогда. Стою рядом с вожделенными местами, на всякий случай, что б в суматохе не оттеснили, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Пытаюсь опять отыскать бабушкин взгляд, но нет, вокруг только чужие животы, скрывшие от меня моего командира в самый ответственный и решающий момент. А животы проносятся мимо меня, а пара так и вовсе плюхается на те самые места. Когда бабушка добралась до меня сквозь толпу все места были плотненько укомплектованы и ехать нам предлагалось стоя в разнообразных, но все как одна отличающихся особой куртуазностью, позах, в обнимку с перегарными дядьками, напомню, с Чуркина, до Постышева. Всю дорогу бабушка меня буравила ненавидящим взглядом, и с тех пор я думаю, что детей она в сущности не любила. А по приезде домой я выслушала длинную тираду, суть которой сводилась к тому что я, бестолочь остолопная и ослица Вавилонская, ничего правильно сделать не могу, даже такой простой вещи как, прошмыгнуть одной из первых в салон, занять два места, в третьей части автобуса, то есть между второй и третьей дверью, на НЕ солнечной стороне, помнить, что автобус скоро развернется и солнце окажется с противоположной стороны.
А я поняла три вещи, что у взрослых правила работают, пока они не мешают конкретно тебе, что этика бывает только ситуационной, и, что правила я не люблю, а взрослой быть не хочу.
За чем же дело встало?
Если ты мне еще раз выкнешь, я не знаю, что я сделаю. Вот совершенно не представляю, что.
Люди умирают, а старенькие бабушки вообще очень часто. Это факт и ничего ужасного в этом нет. Никаких зияющих ран в сердце и прочей муры. Все мы когда-то умрем. Главное, что бы кто-то нас после этого вспоминал. Желательно по-правилам (или хорошо или ничего).
Блин, какая я зануда временами.
И, мну кажицо, хороший у
вастебя взгляд на вещи.И, мну кажицо, хороший у
вастебя взгляд на вещи.Боюсь, на самом деле довольно циничный и несколько равнодушный.
я вот скучать не умею, так много кто обижается по началу
Нипонил. А чего обижаются-то?
Вообще, скучать, когда в мире столько всего интересного это отклонения в психике, ИМХО.
- я соскучился, а ты?
-??? да нет вощем та..
-как ты могла???
Ах в этом смысле!